(Продолжение)
Сольцы. После Гудауты возвращаться в Киев не советовали — был большой уровень радиации, да и КГБ преследовал отца. Сергей Борисович бывал в Псковской и Новгородской областях и очень советовал туда поехать. Отец решился, он нашел рабочее место в городе Сольцы, в мелиораторской колонне, которая занималась осушением болот.
Ему предложили должность инженера-электрика и место в общежитии и через месяц обещали дать квартиру. Мы переехали. В городе Сольцы стоял разрушенный собор, в нем венчался Суворов. Храмов не было, ближайший был в селе Велебицы (1 час автобусом) или в Молочкове (5 км через лес). В первую же субботу мы отправились в Велебицы, долго ждали автобуса, но когда наконец добрались, батюшка почему-то не пришел на службу. На Крещение мы опять отправились в Велебицы, был страшный мороз, автобус не пришел, отец отправил нас домой, а сам пошел пешком на службу, но храм опять был закрыт. Домой он вернулся больной: воспаление лицевого нерва. Отец месяц провел в больнице, и до конца его дней на лице остались следы этой болезни. Когда отец попал в больницу, мы с братом ходили через лес пешком в Молочково, не надо было ждать автобуса, да и батюшка служил там более регулярно; нас пускали на клирос попеть.
Отец Павел. Настоящим событием было для нас найти о. Павла Кравца. Он служил в деревне Белой, Дновского района. До Дна надо было добираться 30 минут на поезде, там ждать два часа, потом опять на поезде, а потом три километра идти пешком. Но общение с о. Павлом того стоило.
В некотором смысле Дно было проклятым местом, там остановили поезд с царем Николаем II, когда заставили его отречься. Дно, Сольцы и другие места в округе были местом обитания матерщинников; ругались все: директор школы на уроке, водитель автобуса в микрофон, а на улице матом «разговаривали». Помните, как дочери Лота, живя в Содоме, остались чистыми девами, но, насмотревшись того, что творилось вокруг, и выйдя из Содома, согрешили? То же было и со мной: прожив год в Сольцах, я не ругался, а потом, приехав в Киев, меня понесло, и только исповедав это и глубоко раскаявшись, освободился.
У приходе отца Павла было царство любви и заботы, всех приезжих он кормил и оставлял ночевать, на железнодорожную станцию посылал телегу, чтобы подвезти всех приехавших на службу. Он был иеромонахом. В книжке архимандрита Тихона (Шевкунова) «Несвятые святые» рассказывается о монахах, живших на таких бедных заброшенных приходах. Помните, как они ездили в Псков к митрополиту Иоанну просить у него денег, а некоторые возвращались по несколько раз, чтобы получить 
еще чуть-чуть?
Отец Павел был прямая им противоположность. Приход был неимоверно бедный. Но отец Павел никогда не отпускал никого с пустыми руками, он развел большое хозяйство, почти целый колхоз: 4 коровы, 3 телки, бык, бараны, конь, уток с гусями не считали. Вокруг храма были дома, в которых жили люди, певшие в храме и помогавшие, многих он кормил. Ему слали посылки из Жданова с фруктами, из Ленинграда приезжали люди. На вид он не был аскетом. В детстве убегал в Киево-Печерскую лавру, село в котором он жил находилось под Киевом. Став иеромонахом служил в Псково-Печерском монастыре, оттуда его отправили на приход. Что-то у него было со здоровьем и кто-то из старцев благословил его есть мясо, и он его, не стесняясь, ел. Часто он отправлялся за благословением к о. Иоанну Крестьянкину или на остров Залит к о. Николаю. О. Павел был очень веселым и на вид совсем чужд подвигов. Поэтому мой папа с ним общий язык не нашел, папа тогда был строг, готов был не только сам идти на подвиги, но и нас тащить. Отец Павел уже этот этап пережил, аскетические подвиги, видимо, остались позади, он совершал подвиги любви. К концу жизни и о. Леонид говорил тоже только о любви — помните его первую службу после болезни?
Мы тогда были подростками 14-16 лет, период, когда человек получает Богом дарованную свободу и вера родительская в нем исчезает; он сам должен найти путь ко Христу и в Церковь. Отец Павел был для нас находкой — с пятницы мы «убегали» в Белую, возвращались в воскресенье почти ночью. У о. Павла был дьякон, в юности он попал в автокатастрофу и слегка тронулся умом, он был добрый, трудолюбивый, но малость «дурашливый». Когда он ходил в подряснике, он вел себя безупречно, а когда в штанах, то начинал дурачиться. Отец Павел периодически устраивал ему взбучки, а в основном тот был на полном послушании. После взбучки, которую он получал громко, прилюдно и «от души», дьякон выходил на улицу, закатывал глаза и говорил: «А чего с меня взять, я ж бааааальной».
Да и что в Белой было? Труд, труд и богослужения. В субботу баня. И иногда поездки в Псков. По вечерам чуть затянувшийся ужин, за которым вели беседы, иногда очень благочестивые, а иногда так просто о жизни; всегда было очень весело. Если со взрослых застолий в Киеве мы тут же сбегали, то там мы не хотели уходить. Веселость, радость царили в его доме. На кухню часто приезжала мать Антония из Пюхтицкого монастыря; она была очень старая и глуховатая. Помню, как мы ждали обеда и Ирина (тоже глуховатая старушка) спрашивает у матушки Антонии: «Где соль?», а та ей отвечает: «Тряпка? Да вот там лежит».
(Продолжение следует)
От автора.
Не успели публикации «Размышления по родительской субботе» повисеть на сайте, как посыпались е-майлы, и звонки. Часть из них благодарственная, на которую хочется ответить словами песенки Хасана из Алибабы: «Браво, браво, ну что вы, право!? впрочем, похвала — не отрава, спасибо, ребята, на добром слове». А часть — ругательная, на которую говорю: «Все исправлю», но потом понимаю, что восьмилетним мальчиком запомнил только часть; многое, что видели 30-летние, своими глазами не видел. Все мои статьи основаны на рассказах отца, матери, их друзей, на их воспоминаниях. Стиль изложения оказался не всем по душе.
Но попробуйте вы рассказать что-нибудь подростку, который слышать ничего не хочет. Что и как ему можно рассказать? Только что-то яркое, само по себе поучительное. Поэтому я ни в коей мере не претендую на составление биографии.
Умирая, отец сказал: «Не надо делать из меня святого», и еще: «Позаботься, чтобы мое наследие не пропало». Он протянул мне три флешки с его книгами и материалами. Все это время я помнил об этом, но не представлял, что я могу сделать. Панихиды я не люблю, хвастаться отцом — тоже. Само собой вдруг родился текст на родительскую субботу, мама сказала: «Пиши», и я написал эти тексты (пока — 10). Если кого обидел или смутил — простите. Могу ли я все описать более точно? Сейчас нет, нет ни сил, ни данных. Если вы знаете что-то, напишите сами, это будет очень интересно. Пишите на е-майл: о.leonid@nadegda.de
Еще раз простите и до новых встреч.
Вениамин Цыпин