(Продолжение)  
«Тайная» рекомендация   
 Когда папа переехал в Германию, он стал ходить в приход в Дюссельдорфе. Этот приход возник, когда Германия была поделена на две части — ФРГ и ГДР, поэтому он являлся и является до сих пор представительством РПЦ в Западной Германии, имеет статус ставропигиального, т. е. подчиняется напрямую Патриарху, у него есть свой архиепископ Лонгин.

Все остальные приходы Германии подчиняются архиепископу Берлинскому и Германскому Феофану. Это был приход в немецком стиле, тогда служили Рождество 24 декабря, да и пост начинали раньше, больше половины прихожан были немцы, они же пели в хоре и к русской волне эмиграции были не готовы.
Попробуй выучить язык! Или, если гора не идет к …
Света. Папа познакомился со Стениными — тогда они жили в одном общежитии. На вопрос Свете: «Кто вы по специальности?» — услышал ответ: «Хоровой дирижер». Папа воскликнул: «Вот, Вас-то мне и надо», и началось Светино воцерковление и собирание русского хора. Когда немецкий хор вернулся из отпуска, вместо него пел прекрасный русский. 
Отец Николай. Вскоре у папы в фирме, в которой он работал, произошел конфликт. Он пришел к о. Николаю Кашинскому за советом: как быть, открывать свою фирму «экспорт — импорт», искать работу или сидеть пока на «социале»? Неожиданно для него о. Николай говорит: “Рукополагайтесь и создавайте приход в Вуппертале!» (Это действительно был глас Божий, что в Вуппертале, а не в Дюссельдорфе служить.)
 — Как?
 — Я дам вам рекомендацию, обратитесь к владыке Феофану.
 — Да, но у нас же в Дюссельдорфе владыка Лонгин, получится без его ведома?
 — Ничего, я все возьму на себя, я вас буду рекомендовать.
 — А вам не достанется от Лонгина?
 — Пусть. — Улыбнувшись, добавил: — У меня с ним свои счеты, он мне архимандрита обещал. — Затем вздохнул: — Хотя, зачем мне архимандрит? Правило я и так могу прочитать, только так, когда на Афон приезжаешь, то архимандритам особый почет…
Вся эта беседа может показаться заговором, если не знать о. Николая Кашинского. Тогда, когда я его видел,это был почтенный старец, достигший главного — любви. Помню мою исповедь у него. Не дав мне сказать ни слова (а меня учили с детства, что надо обязательно все сказать), он прижал мою голову к себе и тихо стал мне говорить: «Людей не любим, Господи прости, гордимся, Богу не молимся, в суете все время», — всего не помню, но он произнес мои настоящие грехи, а не что я когда съел. Ощущение радости охватило душу, которой до этого хотелось всего лишь исполнить долг — «все сказать». Тишина и покорная кротость наступала у каждого беседовавшего с ним.
 Владыки. Конечно, владыка Феофан обратился к владыке Лонгину: «Из твоего прихода пишут!… но для Вупперталя!». Владыка Лонгин — человек деловой (пекущийся о пользе Церкви, а не своих амбициях); он, естественно, не обиделся и сам рукоположил о. Леонида в дьяконы и оставил у себя в Дюссельдорфе проходить дьяконскую практику.
В течение всей жизни о. Леонид относился к нему с большой симпатией и благодарностью. Владыка подарил арматуру, которую мы использовали для алтарной перегородки в трех храмах в Вуппертале и которая теперь служит в Дортмунде; подарил Минею польского издания, где все наряду, которая позволила нам без запинки совершать сложнейшие службы Страстной седмицы. Когда я ее беру, я всегда говорю: «Спаси, Господи, владыку»; она лежит в Вуппертале на полке. Если бы меня спросили, что я хотел бы взять на память из Вуппперталя, я выбрал бы именно её. Владыка пришел к о. Леониду в реанимацию и буквально вдохнул в него силы. И отпевал его, как близкого человека, в каждом возгласе это слышалось.
Хиротония. Для рукоположения владыке Феофану нужны были рекомендации. Когда Владыка прочитал подписи под ними, он с теплотой и даже нежностью произнес: «Отец Михаил Макеев, отец Федор Шеремета, все понятно, откуда ты».
 Затем уже владыка Феофан рукоположил его в священники. Накануне Господь немного подготовил и укрепил папу в молитве и его желании. По дороге из Украины в Берлин, почти возле польской границы вСарнах, внезапно на дорогу выехала машина с прицепом и, встав поперек дороги, остановилась. Последовал удар. Мама попала в в больницу, дети тоже. Оказалось все не так страшно, но продолжать путешествие они уже не могли, папин брат Коля приехал и забрал их в Вупперталь. А папа, в «руках Божиих», приехал в Берлин уже готовый на все.
 Первые шаги, или что я увидел, приехав в Германию.
Церковь снимали на кладбище, каждый раз нужно было все разбирать и заново собирать (фото). В храме стояли мама, Артем, Виталий и Таня Скалыги, София и Костя Статниковы, а Веня с Даней бегали по церкви, мои Лева с Сашей бросались их догонять, на хоре была Лариса, иногда приезжали Дима Бобров и Таня Вайсбанд, вечером приходил Теодор (немец, похожий на Чарли Чаплина). Всё. И всё?!!
 Но вскоре и этого помещения мы лишились. В нашей киевской общине были популярны труды о. Александра Шмемана, Н. Афанасьева, рассказы о новомучениках.
 Где служить? – Конечно, дома!!! Обсудив эту тему, а почему нет? – о. Леонид сказал “да!”. Это была  самая романтичная служба, она была наполнена тишиной, смирением и полнойнеуверенностью в будущем, наверно, так служили в лагерях. К концу службы, ощущение силы Божией, которой все равно, храм это или комната, главное — сердца, коснулась всех. На этой службе был и Андрей Блескин (фото), который познакомился с папой в Дюсселе. Будучи человеком обстоятельным, он прилепился к отцу Леониду, впитывая в себя стройность православия.
 Затем служба в воскресение, и сразу после нее Господь даровал нам храм. Мне кажется, Господь проверялнас, как бы спрашивая: — «Вы это серьезно?», и когда мы ответили: «да!», тут же мы получили соответствовавший нашим размерам храм. Ведь можно было продолжать ездить в Дюссельдорф (фото), там был храм, трапезная, хор и даже епископ. Но на вечернюю службу не очень-то поездишь, а если не бываешь на вечерней, то очень быстро дичаешь, и духовная жизнь начинает затухать.
 Регент. Начался Великий пост — понедельник, нас на клиросе трое — я, Лена, и Лариса. Отец Леонид, единственный, кто умеет петь и знает, что петь, но должен служить еще как священник, а не хорист; я могу читать и думаю, что могу петь, но на самом деле — нет. Лена может петь, но не знает как, и Лариса может петь по нотам, но не разбирает слов. Понедельник мы все пропели, все прочитали. Мы настроены, мы будем держаться, мы выстоим; смотрю на о. Леонида, он оптимистичен, но видимо, с тоской вспоминает Киев.
Не знаю, как он вздыхал к небу, но во вторник вздохи его не остались без ответа — появилась молодая стройная женщина, лет 27, несколько минут постояла, послушала, как мы поем и читаем, и резким движением дернулась в сторону клироса, еще шаг — и она рядом с нами, посмотрела в Триодь и запела; она знала, как петь, знала, что петь, и отчетливо произносила церковнославянские слова. Как оказалось, она была из славянской страны — Польши, по-русски она говорила с большим акцентом. Мы потеснились, подвинулись, переглянулись, и к концу службы у нас появился регент (фото).
Храм, батюшка, регент и все меньше чем за полгода, затем создаем воскресную школу, занятия для взрослых шли с первого дня. Храм наполнялся. В газетах объявления не давали, интернета еще не было, а храм полный. Летом мы поехали к отцу Иоханесу в лагерь, и здесь у нас произошла встреча с настоящей православной Германией.
Вечерняя литургия. В Дюссельдорфе литургию Преждеосвященных Даров совершали вечером. Естественно это поразило отца Леонида, ведь, вечерняя литургия  это торжество над существующим порядком, весь день ты на работе, а вечером — литургия. Этот день проходит в напряжении и ожидании Тайны. 
Моя бабушка говаривала, что в храме стоят одни бездельники; кто мог в Советском Союзе прийти на литургию Преждеосвященных Даров, которая, несмотря на устав, совершается там утром? Даже некоторые священники, приезжавшие в Германию из бывшего Союза, удивлялись: сами они эту литургию почти никогда не служили, не для кого было, — а здесь много народу в храме на каждой Преждеосвященной. 
Начался Великий пост и отец, зайдя к нам в гости, вдруг спросил: «Не видел ли ты в каком-нибудь магазинчике стеклянной миски и стеклянного колпака?» Я удивился: «Для чего?» Он стал объяснять, что заготавливаются в воскресенье Дары, а затем их нужно высушить, но это нельзя делать просто на тарелке, нужно чем-то прикрыть. У меня возникла ассоциация с большими стеклянными колпаками в виде храма, которыми на Украине прикрывают дарохранительницы. «А какой должна быть она?» — спросил я, на полметра раскинув руки. «Нет, —  сказал он и сжал ладони, — вот такой». «Есть такая!» —  воскликнул я, подошел к серванту и вытащил  коробочку с бордюрчиком и сверху стеклянный прямоугольный колпачок, все из хрусталя хорошей ручной работы. Отец Леонид ахнул:  «То, что надо, подходит, откуда она тебя?»  «Я ее для тебя купил!!!»
Хрустальная маслёнка. Перед отьездом в Германию мы отправились на родину Лены, на Урал. Когда проезжали мимо города Гусь Хрустальный, поезд атаковали продавцы хрусталя; зарплаты в те годы часто не платили, а выдавали её «натурой». Возьмите, возьмите хрусталь! — «Нам не надо». «Ну, посмотрите какие бокалы» — «Нет!» — «Ну, в подарок, вот эти, это же ручная работа». «В подарок? — сказала Лена — давай возьмем, подарим маме». «Ну давай». Услышав  «давай», продавщица не отстала от нас, пока не продала нам «за дешево» три набора бокалов, и сдачи со ста долларов, конечно, у нее не оказалось. «Ну, возьмите для ровного счета эту масленку,» — она достала предмет, достойный стоять под стеклом в Кремле, но никак не в нашем холодильнике. Я с сомнением посмотрел, а потом вдруг сказал: «Может папе пригодится?!» И пригодилась.
В Вуппертальской церкви ее до сих пор используют.

Вениамин Цыпин