Мое детство пришлось на послевоенные годы и начало «хрущевской оттепели». Мама была врачом, работала в детском приемнике, учреждении для беспризорных детей, которых в те годы было немало — печальное эхо войны… Детприемник стоял напротив Никольского собора — одного из двух храмов, открытых в те годы в Алма-Ате.

 Вместе с мамой прием детей вела медсестра Мария, она-то и водила меня в собор всякий раз, когда я к ним приходил. До сих пор очень хорошо помню одну проповедь того времени, произнесенную настоятелем собора архимандритом Исаакием (Виноградовым).

  Он говорил о виноградной лозе, сухой ветке, которую отсекают и вметают в огонь, если она не приносит плода. На меня, десятилетнего ребенка, этот образ произвел сильнейшее впечатление: стало страшно при мысли, что однажды я могу вдруг оказаться вне Церкви и стать ни на что не годным человеком. Это воспоминание и теперь остается очень ярким, хотя прошло уже пятьдесят лет.

  В Никольском соборе я видел образованнейших людей нашего города: ученых, академиков, музыкантов… Среди них был, например, астроном, академик Гавриил Тихов, основатель астроботаники. Жизнь, которую я наблюдал в храме, совсем не соответствовала тому мрачному образу Церкви, который нам рисовали в школе. Перед глазами был и пример замечательного пастыря — архимандрита Исаакия, сильного, харизматичного человека, который окормлял большинство наших прихожан из интеллигенции. Эти первые впечатления заложили фундамент моей церковной жизни.

В храм я ходил тайком: собираясь в школу, выходил из дома пораньше, якобы на дежурство, специально делал крюк, чтобы меня не заметили, и бежал в собор. Мое стремление к духовной жизни не находило одобрения в семье. Родители выросли в атеистическое время. Верующими были только бабушки, но и они испугались, когда выяснилось, что их внук давно уже ходит в храм.

В семье решили принять меры и однажды на Пасху меня закрыли дома. Наша квартира находилась на высоте полутора этажей от земли, я выставил окна и выпрыгнул, чуть не сломав себе ноги. В храме я пробыл всю ночь, наутро вернулся домой. Однако забраться назад через окно мне не удалось, и пришлось стучаться в дверь…

Дома разразился грандиозный скандал. Родные поняли, что мое «увлечение церковью» очень серьезно. Они боялись за мое будущее, и подключили к решению этой проблемы моего дядю, занимавшего высокий пост в Комитете Госбезопасности Казахской ССР. Все вместе родные стали оказывать на меня жуткое давление. Я не знал, как мне быть и что делать. В этот трудный момент мне помог совет удивительного человека, митрополита Иосифа (Чернова), возглавлявшего тогда Алма-Атинскую кафедру. Он прекрасно понял ситуацию и порекомендовал некоторое время действительно не ходить в храм, пока все не уляжется.

С системой госбезопасности Владыка был знаком не понаслышке. Свою верность Церкви он засвидетельствовал двадцатью годами, проведенными в лагерях и ссылках. Митрополит Иосиф был человеком мудрым, просвещенным и, несмотря на все пережитое, с замечательным чувством юмора.

Однажды, в канун Пасхи, подойдя к собору, я увидел кордоны милиции: храм был оцеплен, молодежь и людей с детьми на Пасхальную службу не пропускали. Тогда я пошел домой к митрополиту Иосифу: «Владыка, что делать?». Он подумал, посмотрел на мою праздничную одежду и сказал своему водителю: «Захар Иваныч, брось какую-нибудь рогожку похуже в автомобиль». Захар Иванович понял Владыку и постелил мне в багажник отличное одеяло. Автомобиль — старый «ЗИМ», или «черный лебедь», как называл его Митрополит, еле-еле двигался. В его багажнике я и въехал внутрь церковной ограды. Захар Иванович был человеком опытным, остановился у самой алтарной стены, так, что багажник оказался около служебного входа. Машину стали, как будто разгружать, я незаметно вылез и прошел в храм.

На Поместном соборе

  В гости к митрополиту Иосифу я приходил по предварительному звонку. Звонил из автомата, который принимал пятнадцатикопеечные монеты. Всякий раз Владыка давал мне стопку таких монет, завернутых в бумагу, как в сберкассе: «Это тебе на звонки». Владыка прекрасно понимал, что Церкви необходимо молодое пополнение, и много времени уделял молодежи. Так и лично для меня митрополит Иосиф очень многое сделал, он серьезно восполнял мое образование. Владыка давал мне читать книги тех авторов, которые в школьной программе даже не упоминались. Я уходил от него, например, с томом Иоанна Златоуста и томом Джона Голсуорси, собрание сочинений которого он получал по подписке в приложении к журналу «Огонек». Также, благодаря митрополиту Иосифу, я прочел всего Проспера Мериме и многих других зарубежных авторов. Владыка любил классическую музыку, и в только что открывшемся магазине «Мелодия» я покупал для него пластинки. Это было моим «послушанием»: ходить в магазин, просматривать новинки, рассказывать Владыке, а он уже решал, что необходимо приобрести. Таким же образом я покупал для него книги.

  Слушая музыку или читая книгу, Владыка имел обыкновение записывать на полях, или на конвертах пластинок свои мысли. Так, на обложке девятой симфонии Бетховена записаны его размышления о взаимоотношениях человека и власти. (Эта пластинка, а также многие книги с пометками митрополита Иосифа по сей день хранятся у меня.) Его познания в области литературы и музыки были неимоверно обширны, и эти познания он применял в общении с людьми. С одной стороны, Владыка был в курсе интеллектуальной жизни своих современников, с другой — на примерах художественной литературы он блестяще умел показать, что в основе европейской культуры лежит христианство. Он апеллировал не только к традиционным религиозным мыслителям, но и к таким в общепринятом понимании атеистам, как Анатоль Франс. Митрополит Иосиф блестяще говорил проповеди, соединяя богословие и светские науки, он, как магнит, притягивал к себе людей.

  Митрополит Иосиф не благословил меня поступать в семинарию сразу после окончания средней школы. Он посоветовал, чтобы я сначала получил высшее светское образование. Мне было крайне трудно принять его совет, но пришлось смириться и поступить на романское отделение Института иностранных языков в Алма-Ате. Я долго думал, почему Владыка дал такое благословение? Возможно, он исходил из своего личного опыта. Ведь митрополит Иосиф, будучи образованнейшим человеком, не имел университетского диплома и порой об этом сожалел. Но может быть, он предвидел путь моего дальнейшего служения Церкви, где высшее светское образование и знание языков очень мне пригодилось.

  Когда я учился в институте, митрополит Иосиф помогал мне готовиться к экзамену по научному атеизму, который был для меня самым ужасным предметом. Владыка давал мне мудрые советы: «Не надо погрешать против истины. Когда отвечаешь, предвари свой ответ словами: «в учебнике сказано, что…». Преподаватель же не спросит твое личное мнения о своем предмете». Или, к примеру, я не понимал, что такое секты, кто такие адвентисты, и Владыка рассказывал мне о них. В итоге на экзамене по научному атеизму я получил пятерку. Правда, потом, когда я поступил в семинарию, задним числом пошли проверки, узнали, кто в институте преподавал научный атеизм, какие были оценки… и из-за меня этот преподаватель лишился работы.

  Владыка обладал тонким внутренним зрением. Он ни разу в жизни не выезжал за рубеж, однако, когда мне предстояло в первый раз ехать служить за границу (я был уже сотрудником Отдела внешних церковных сношений), он дал мне очень дельный совет. В те годы я носил длинные волосы, ходил в подряснике — все как полагается. На это митрополит Иосиф заметил: «Европа требует иных правил, и им нужно подчиняться. Внешний вид не должен доминировать, бросаться в глаза. Внешне ты должен соответствовать установленным там нормам, тогда сможешь хорошо послужить. Такова церковная необходимость». И он оказался прав! Как я впоследствии понял, какие-то вещи Владыка знал из литературы, иное чувствовал интуитивно. Но он рассуждал так реалистично, будто сам прожил в Европе несколько лет.

  То же касается и его замечаний относительно нашей семьи. Я очень переживал, что в вопросах веры и будущего церковного служения не нахожу поддержки со стороны своих близких. На что митрополит Иосиф сказал: «Не волнуйся, учись спокойно. Мама, когда состарится, это примет. А дядя и тетя тебя вообще поддержат». А ведь он в глаза не видел моей семьи, знал о ней лишь по моим рассказам! Но Владыка оказался прав. Дядя и тетя, у которых я жил, спокойно приняли мое решение — быть священником и бесконечно тепло ко мне относились. Хотя дяде пришлось из-за меня пострадать — как я говорил, он занимал высокий пост в КГБ, и его понизили во всех должностях. И примирение с мамой тоже совершилось, хоть и не так скоро.

И еще пример. О своем отце я практически ничего не знал. Мне говорили о нем разное, много нехорошего. Но прав оказался лишь митрополит Иосиф, который, не будучи с ним знаком, как-то заметил: «Твой отец — очень порядочный человек, благородного происхождения». Через много лет у меня появилась возможность встречаться с отцом, и я понял, что он действительно исключительно порядочен. А перед самой смертью отец признался, что родом мы из курских мелкопоместных дворян… Такое «совпадение» меня поразило.
 
  У митрополита Иосифа был огромный пес — черный ньюфаундленд по имени Джерри. Владыка обращался к нему исключительно на «вы», например: «Джерри, идите на место!». Многие считают, что держать в доме животных для священнослужителя недопустимо. Я по молодости тоже так думал и однажды спросил об этом у Владыки, на что мгновенно получил исчерпывающий ответ: «Блажен муж, иже и скоты милует». Владыка говорил, что Джерри — это его валерьянка. Теперь, анализируя события тех лет, я понимаю, что эта преданная собака помогала ему снимать стрессы. Митрополиту Иосифу приходилось постоянно иметь дело с уполномоченными по делам религии, и не с одним, а с шестнадцатью — такое число областей входило в состав Казахстанской епархии. В этих условиях он работал в течение многих лет, а ведь это бесконечно тяжело.

  Владыка скончался в 1975 году. По его просьбе отпевание шло по чину святительского погребения, составленному митрополитом Мануилом (Лемешевским). В книге, которая содержала это чинопоследование, владыка Иосиф написал: «Собственность архиепископа Алма-Атинского Иосифа. Подарок от митрополита Мануила — автора этого трогательного чина. По этому чину прошу меня отпеть, и эта книга останется кафедре. Архиепископ Иосиф. Конец 1965 года. Алма-Ата».
 
  Митрополит Иосиф принадлежал к числу тех Святителей, которые, невзирая на гонения, оставались верными Русской Православной Церкви, не уходили ни в какие расколы. Он шел тем же путем, который избрал для себя Святейший Патриарх Тихон и сотни других исповедников, сполна претерпевших от безбожной власти, но не предавших Христа. Он умел радоваться, очень любил цветы, которые называл «остатками рая на земле». Благодарные прихожане всегда ему их дарили, а Владыка украшал этими цветами алтарь. А теперь живые цветы украшают его надгробие. И людей, которые их приносят, с годами становится все больше.

  Архимандрит Иосиф (Пустоутов), Отдел Внешних Церковных Связей Московской Патриархии, настоятель православных приходов в Ахене и Трире (Германия), благочинный Западного округа Берлинско-Германской епархии Русской Православной Церкви Московского Патриархата.