С праздником Преображения Господня!
(славник на литии, глас 5).
* * *
В Евангелии от Матфея мы читаем: «По прошествии дней шести, взял Иисус Петра, Иакова и Иоанна, брата его, и возвёл их на гору высокую одних, и преобразился пред ними: и просияло лице Его, как солнце, одежды же Его сделались белыми, как свет. И вот, явились им Моисей и Илия, с Ним беседующие. При сем Петр сказал Иисусу: „Господи! хорошо нам здесь быть; если хочешь, сделаем здесь три кущи (т. е. палатки): Тебе одну, и Моисею одну, и одну Илии“. Когда он ещё говорил, се, облако светлое осенило их; и се, глас из облака глаголющий: „Сей есть Сын Мой Возлюбленный, в Котором Мое благоволение; Его слушайте“. И, услышав, ученики пали на лица свои и очень испугались. Но Иисус, приступив, коснулся их и сказал: встаньте и не бойтесь. Возведя же очи свои, они никого не увидели, кроме одного Иисуса. И когда сходили они с горы, Иисус запретил им, говоря: никому не сказывайте о сем видении, доколе Сын Человеческий не воскреснет из мёртвых» (Мф. 17:1–9).
Этот рассказ евангелиста Матфея или, вернее, то событие, о котором он рассказывает, составляет сущность праздника Преображения Господня, одного из двенадцати главных, так называемых «двунадесятых» христианских праздников. Но и среди этих праздников Преображение, которое празднует Церковь ежегодно в августе, выделено какой-то особой, ему присущей радостью, словно тот ослепительный свет, который видели Христовы ученики на горе, пронизывает собою этот праздник. И в том его смысл, чтобы мы увидели, ощутили и приняли его. Но что же это за свет и в чём смысл этого события в жизни Христа, этого восхождения с тремя самыми близкими учениками на гору, сияния лица Христова, белизны одежд Его и этой таинственной беседы с двумя величайшими пророками Ветхого Завета, и, наконец, как бы сквозь все века звучащего радостного восклицания Петра: «Господи! хорошо нам здесь быть» (Мф. 17:4)?
Отвечая на этот вопрос, прежде всего напомним, что слово «свет» в Евангелии и во всём Священном Писании имеет совсем особенный смысл. Это, во-первых, имя Самого Бога: «Бог, — сказано в Писании, — есть свет, и нет в Нём никакой тьмы» (1Ин. 1:5). И потому, что от Бога мир и от Бога жизнь, в основе их тоже свет. И этот свет, по словам евангелиста Иоанна, «просвещает всякого человека, приходящего в мир» (Ин. 1:9). И в знании, и приятии этого света как жизни, и жизни как света — смысл всего нашего человеческого бытия. Но вот, и в жизни и в мире мы не только так часто ощущаем наличие тьмы, но и сама жизнь, сам мир наш кажутся нам иногда торжеством и царством тьмы: зло, жестокость, насилие, недоверие, страх, страдания — вот такая очевидная судьба мира, вот судьба человеческой жизни. А на горизонте их — смерть, разлука, ужас всё пронизывающего тления. И как же тогда говорить о свете? Но вот в том-то и сущность христианской веры, что начинается она с торжественных, как бы с самого неба падающих слов: «Свет во тьме светит и тьме его не объять» (Ин. 1:5). Этими словами начинается Евангелие от Иоанна, их мы слышим в пасхальную ночь и ими искони живёт как своим источником вера. Свет этот — Христос. С Его пришествием люди, пребывавшие во тьме, увидели свет великий, и сам Христос сказал о Себе: «Я свет миру; кто последует за Мною, тот не будет ходить во тьме, но будет иметь свет жизни» (Ин. 8:12). Нет, не исчезла тьма, но вера видит горящий во тьме свет и знает, и всё время узнаёт, что не только не объять тьме этого света, но и что рано или поздно он победит тьму, и что победа эта уже началась и всё ширится. И началась она тогда как раз, когда три человека, таких же, как мы, там, на горе, увидели этот свет, и один из них за всех трёх, а на последней глубине и за всех нас, за весь мир, за всех и за вся, воскликнул: «Господи! Хорошо нам здесь быть». А ведь надлежало ещё сказавшему эти слова Петру в ужасе и отчаянии отречься от Христа. Надлежало и самому Христу в одиноком ночном борении начать ужасаться и тосковать, надлежало наступить этой страшной тьме, в которой обезумевшие люди пробивали гвоздями ладони и ноги Того, за Кем ещё так недавно следовали они, ожидая чудес и исцелений. Надлежало раздаться эти крикам: «Распни Его!» (Мк. 15:13) И надлежало, и надлежит, и каждому из нас, и всему миру проходить через тьму зла, страдания и смерти. Всё это надлежало и надлежит. Но вот, не умирает вера в свет! И не умирает потому, что не гаснет сам этот свет. Он светит в радости, но и в страданиях, в жизни, но и в смерти. Загнанный, замученный человек, затравленный другими людьми, в зловонии и мраке тюремной камеры, в оцепенении заледенелого архипелага, вдруг видит этот свет и говорит: «Господи! Хорошо нам здесь быть». И вот, начинается победа.
Эту победу, эту неистребимость света празднуем мы в праздник Преображения Господня. И празднуя, снова видим и снова принимаем в свою душу этот свет. Каждый год в золотой лазури августа, словно от имени всего затемнённого творения, говорит Церковь: «Господи! Хорошо нам здесь быть» — и радуется свету, и обновляется им, и сама становится этим светом. «Преобразился еси на горе, Христе Боже, показавый учеником Твоим славу Твою… да возсияет и нам, грешным, Свет Твой присносущный». Да воссияет! Этой молитвой, этой мольбой встречаем и провожаем мы преображенскую радость. Пусть будет свет этот в нас, пусть не изменим мы ему ныне сдачей в плен тьме, пусть будем мы всегда и везде свидетелями и носителями этого присносущного Света. Итак, вслушаемся ещё раз в эти удивительные слова: «Преобразился еси на горе, Христе Боже, показавый учеником Твоим славу Твою, да возсияет и нам, грешным, Свет Твой присносущный»!