«Бог избрал немудрое мира, чтобы посрамить мудрых, и немощное мира избрал Бог, чтобы посрамить сильное; и незнатное мира и уничиженное и ничего не значащее избрал Бог, чтобы упразднить значащее, — для того, чтобы никакая плоть не хвалилась пред Богом» (1Кор. 1:27–29).
На владыке Феофане это исполнилось вполне наглядно. Родом он из Белой Церкви – это такой маленький городок, к которому ехать из Киева пару-тройку часов на электричке. Раньше это было украинско-еврейское местечко за чертой оседлости. В 1950-х годах там можно было получить обычное советское образование без какого-нибудь «люкса», который при определённых связях и происхождении можно было себе позволить в Киеве, тем более в Москве и Ленинграде. Несмотря на удалённость, из городка выходили славные мужи, защищавшие диссертации и в Москве, и в Ленинграде…
Владыка говорил, что родители его были очень верующие; ещё говорил, что в его воспитании большую роль сыграли старшие, особенно сестра.
Владыка шутил, что он «полукровка»: мама была украинка, а папа русский (или наоборот). «Я знаю, что такое смешанные семьи», – говорил он, вспоминая, как в доме иногда возникали споры, что варить – борщ или щи..
Первый мой личный разговор с ним состоялся по телефону, притом совершенно неожиданно. В поисках некоторой информации я позвонил в епархию. Интернета тогда ещё не было, а секретари у архиепископов — должны были быть. Звоню!
– Здравствуйте, это беспокоит вас Вениамин Цыпин, я хотел попросить адреса русских православных храмов на юге Франции.
А в ответ слышу:
– Здравствуйте, Вениамин, это архиепископ Феофан, сейчас… пойду поищу…
Через некоторое время он продиктовал мне адреса, и на мой вопрос о Константинопольском Патриархате ответил: «Конечно, причащайтесь, мы с ними в общении». На мои извинения и оправдания, что я, мол, хотел позвонить секретарю, он протянул задумчиво:
– Секрета-а-арь? Его у меня нет…
Владыка всегда удивлял своей добротой, он был доступен, любой желающий мог достать номер его мобильного телефона.
На многие вопросы он отшучивался. Например, на приглашение приехать на приход в Вупперталь: «Приеду, когда потеплеет». Дело было зимой в Тюбингене, дорога была в снегу. И действительно, года через полтора он заехал в Вупперталь, – но за это время на приходе изменилась (потеплела) духовная обстановка.
Когда Владыка говорил: «Задавайте вопросы», его часто спрашивали об автокефалах на Украине и спасутся ли католики… Редко когда задавали вопросы действительно духовные и не пичкали выступлением местного хора, с концерта которого Владыка всегда старался сбежать. Но если ему задавали вопрос о поиске духовника, о молитве, он говорил до тех пор, пока собеседник не отвечал: «Понял».
Впрочем, при всей своей простоте Владыка был прекрасный литургист. Отец Леонид подолгу с ним обсуждал литургию, он благословлял читать «тайные» молитвы вслух, крестить во время литургии, с ним было запросто поговорить о Шмемане, Афанасьеве. Он всё знал, всё читал, имел своё собственное богословское мнение. И всё это без всякого «идеологического надрыва», распространённого в постсоветское время. Он просто говорил: «Попробуйте».
Понимаете? Епископ, который благословляет своего священника на творчество и даже на возможную неудачу! Где сегодня найти такого владыку: и с докторской степенью литургиста и в то же время смиренного и простого?
Особенно он интересовался делами Вуппертальской общины, ведь мы не были «приходом», – о. Леонид строил общину со всей тоской своей души по первоапостольскому: «Хорошо нам быть вместе!»
В конце жизни о. Леонида, когда начались в общине нестроения, Владыка с горечью сказал: «Видишь, не так просто, как казалось, построить общину, возможно ли это сейчас?» Но он пробовал, он трудился вместе с о. Леонидом, благословлял и поддерживал.
В один из самых критических моментов, когда в Вуппертале и Мендене поднялась склока, несколько прихожан прислали Владыке письмо из 40 пунктов в обвинении о. Леонида в «ересях». В одном из этих пунктов было то, что мы приглашали в гости прот. Анатолия Гармаева, — в то время его несколько «интернетных героев» называли еретиком. Владыка попросил тогда папу больше не приглашать никого из педагогического училища в Волгограде. А у нас уже к тому времени возникли «межприходские семейные поселения» – это был лагерь, где все собирались семьями, приезжали со всей Германии, особенно многодетные… Я позвонил Владыке, и он сказал: «Пожалей отца, ты видишь, что эти люди делают? Они пишут в Москву, пишут патриарху, они добьются не только чтобы сняли папу, но чтобы сняли… и меня». Я спросил: «А можно мы пригласим его от имени Зарубежной церкви?» – «Конечно, – ответил Владыка, – от любого другого прихода, только не от прихода о. Леонида». В конце беседы я спросил: «Владыка, а может, мне вообще не заниматься семейными поселениями и молодёжной работой, раз такое творится?» – «Ни в коем случае нельзя бросать, – ответил он, – ещё не хватало, чтобы из за этих людей мы не служили Христу!»
Владыка обладал неким даром чувствовать внутреннее состояние собеседника, многих кандидатов в священство он испытывал годами: «Хороший чтец не обязательно будет хорошим иподиаконом, а хороший диакон – священником», – говаривал он.
На продолжительные просьбы он уступал, потом, правда, говорил: «Ты же сам хотел его рукоположить», или: «Ты же сам его пригласил».
Самым тяжёлым моментом для о. Леонида было, когда Владыка забрал у него Вуппертальский приход. Но в сам момент этого драматического разговора папа почувствовал прикосновение Божие: «Бог коснулся моей души, мне стало очень хорошо, поэтому я даже не стал возражать, а сказал: как благословите, Владыко». Уже позже, когда многие прихожане плакали и возмущались, о. Леонид всё время вспоминал это «прикосновение», он дул на него как на уголёк, из которого разгоралось пламя, оно грело его. Ведь Вупперталь был воплотившейся мечтой.
Приезжая в Россию и слыша всякие «ужасы» о нравах тамошних архиереев, я всегда отвечал: удивительно, у нас ничего этого нет!
И правда, кто может пожаловаться на архиепископа Феофана? Даже многие из тех, кого он годами не рукополагал, сегодня ему за это благодарны (сам тому свидетель), а некоторые, по тщеславию желавшие стать батюшками, теперь лишь изредка заходят на литургию…
В некотором смысле я сочувствую следующему архиерею Берлинскому и Германскому. Трудно ему придётся, потому что его предшественник был… святой.
Иподиакон Вениамин Цыпин.