Как, бывало, хотелось просто сказать ему эти слова, вовсе не обязательно требующие словесного же продолжения! И как редко доводилось говорить и даже писать их. Говорить — потому что жили мы в последние годы в разных городах, разделённых несколькими границами. Писать — потому что он, всегда погружённый в заботы о созданных и окормляемых им нескольких приходах, даже электронную почту прочитывал лишь изредка…
Да, священник не принадлежит себе, он служит Богу. И близкие — семья, родственники, друзья — должны с этим смириться.
За годы, которые о. Леонид провёл в Германии, я научился обходиться без постоянного общения с ним, довольствуясь лишь несколькими часами, а если повезёт — и днями в году, когда он попадал в Киев (успевая при этом стать крёстным отцом двух моих младших дочерей), или когда мы встречались во время его краткого отдыха в Крыму, в Каче.
…Мы познакомились с ним перед Пасхой 1982 года в Ирпене, в Троицкой церкви, где тогда возник преимущественно молодёжный верующий (что было скорее исключением, нежели правилом) хор. Когда милиция вышибла этот хор из храма перед самым началом всенощной под праздник Введения, его участники не потеряли связи друг с другом, продолжали общаться. На Рождество мы пели ночную службу в Селище Барышевского р‑на Киевской обл., где настоятелем, как и сейчас, был уже тогда знаменитый священник о. Михаил Макеев (правда, досталось нам от него тогда за знаменный распев!). А следующую Пасху мы с Лёней пели уже на хорах Крестовоздвиженской церкви на Подоле.
То был не просто хор, — то была община, состоящая из людей верующих, воцерковлённых, жаждущих активных познаний о Литургии, об уставе богослужения, горячо обсуждавших самые разные вопросы, горячо споривших, но относившихся друг ко другу с любовью. Конечно же, одним из заводил там был Леонид Цыпин!
Я особенно сблизился с ним в чернобыльский год, когда наши семьи пережидали пик радиоактивности в разных местах нашей тогда необъятной родины, а в Киеве КГБ почему-то именно в этот момент не придумало ничего лучшего, как организовать не самые, наверное, страшные, но всё же совершенно осязаемые преследования православных. Хор, где мы вместе пропели на тот момент три года, приказал долго жить: часть певцов, по выражению её настоятеля, ныне покойного прот. Василия Черкашина, «бежала от будущего гнева», оставшихся для ведения службы было недостаточно… И мы с ним стали ходить в тот же храм петь на клиросе. После всенощного бдения я чаще всего шёл ночевать не в свою пустую квартиру, а к Лёне, благо жил он недалеко, на Подоле. Мы ужинали, вместе читали правило ко причащению и вечерние молитвы — и разговаривали, разговаривали…
Не все знают, что отец Леонид Цыпин готовился стать священником ещё в начале 1980‑х. Однако рукоположиться в Киеве тогда человеку с высшим образованием было практически невозможно: власти запрещали. Поэтому о нём договаривались сперва в Сибири, потом в Полтавской области, но каждый раз по разным причинам всё срывалось. И тогда он смирился, вернулся в Киев, устроился на работу — правда, не по специальности.
А потом, когда от советской власти с её относительной «уверенностью в завтрашнем дне» остались лишь воспоминания, он уехал в Германию. Его друзья отнеслись к этому по-разному. Я — со смешанным чувством сожаления, может быть, отчасти непонимания, а главное — личной потери…
Прошли годы. И оказалось, что Господь не просто так «перекрыл» ему путь ко священству: с одной стороны, Он ждал, когда будущий пастырь возмужает и окрепнет духом, преодолеет одни черты личности и приобретёт и приумножит другие, с другой — берёг его, уже умудрённого жизненным опытом, для далёкой страны, где православных немного, и где они очень ценят, не в пример живущим на родине, и свою веру, и свою русскость (вне зависимости от реальной национальности). В отличие, кстати, от современных Украины и России, где внешне вроде бы всё относительно спокойно: «безбожной власти» якобы нет (хотя на самом деле никуда она не девалась, просто перекрасилась), прятаться ни от кого не нужно, в храм ходить никто не мешает… Но почему же ходят-то в храмы всё те же примерно три процента населения, хотя по опросам православными называет себя значительно больше половины?
И вот именно в Германии Леониду Цыпину было предложено (возможно, он и не ждал этого уже) принять священный сан. Десяток лет промелькнул, как одно мгновение, и теперь, когда он отошёл ко Господу, оказалось, что благодаря его неиссякаемой энергии, подвижническому стремлению послужить Богу в неправославной по определению стране после него осталось шесть православных приходов. Последний, дортмундский я (которого Господь каким-то чудом сподобил попасть на погребение его основателя) видел. Правда, слово «приход» к нему не очень-то подходит. У нас ведь обычно как: пришёл в храм, постоял (в лучшем случае — поисповедался и причастился) и… ушёл. Создать общину удаётся не везде, для этого нужен не просто лидер, а тот, за кем пойдут, кому поверят, к кому будут приходить креститься некрещёные, принимать Православие инославные… В Дортмунде община благодаря трудам и молитвам о. Леонида есть. И атмосфера в ней какая-то домашняя, свободная — и благоговейная. Оплот Православия в благополучной Европе!
У любого человека есть недостатки. Любой из нас, в том числе священнослужитель, бывает, ошибается. Но узнаётся дерево, как известно, по плодам. А тот урожай, что благоволил Господь произрастить на ниве, возделанной дорогим мне и ещё очень многим людям отцом Леонидом Цыпиным, говорит сам за себя.
Его чаще всего видели радостным, светлым. Когда-то в электричке Киев — Ирпень мы с Лёней по какому-то поводу показали друг другу свои безбородые, сделанные ещё до крещения, фотографии: я — в паспорте, он — в пропуске с места работы. Так вот, на официальном фото в документе он был запечатлён… улыбающимся, со смеющимися глазами! Такими же, как на фотографии, стоявшей в храме у его гроба во время отпевания.
Александр ВАСИЛЬЕВ,
музыковед,
ведущий программ Национальной Радиокомпании Украины,
регент правого клироса Кирилловской церкви г. Киева