(Продолжение)
О времени и о людях, окружавших о. Леонида, расскажу по детским воспоминаниям и рассказам, слышанным от очевидцев. Всех людей я знал лично, но, разумеется, участвовал не во всех событиях.
В советское время в Киеве в девяти открытых храмах пели клиросы, а если позволял доход, то и «верхний» — по тогдашней официальной бухгалтерской терминологии «художественный» — хор. Большинство хористов были неверующие наёмники-профессионалы. Вели себя они соответственно: во время проповеди, причастия и в другие моменты, когда хор не поёт, бегали покурить — иногда на колокольню, иногда во двор; между песнопениями читали газеты, хихикали, переговаривались…
И вот о. Михаил Макеев благословил создать хор из приходящей к вере молодёжи, среди которой было немало музыкантов и просто способных людей. Вскоре нашли место, где не побоялись взять: в Ирпене в Свято-Троицкой церкви как раз что-то случилось с прежним хором. Нижним управлял высокий седобородый старик по имени Евфимий, а по прозванию «до-ля-фа»: на вопрос, как, скажем, поётся та или иная стихира, он отвечал: «Очень просто», — задавал тон: «До-о-о — ля-а-а — фа-а-а», — и начинал петь и дирижировать.
Настоятелем был о. Памфил — один из последних послушников Киево-Печерской Лавры перед её закрытием в хрущёвские годы. По благословению он женился, у него родилось четверо детей. Но стремление к уединённой молитве у него сохранялась. В доме был чердак с закрывающимся люком и выдвижной лестницей; между собой отцы шутили, что он приходит домой, прыг на чердак, лестницу наверх — и матушка его оттуда никак не достанет.
Начались репетиции, и уже вскоре хор пел за богослужением — на первых порах только ектении, но очень быстро набрал репертуар и стал полноценно участвовать в службах. «Литургия» — «общее дело». Хор стал таким же общим делом для всех. Вместе пели, помогали друг другу переезжать, делать ремонты, молились друг за друга, ухаживали за больными.
В хоре он старался сосредоточенно молиться — и стоял с «пришибленным» видом, в упор не видя регента. Сергей же эмоционально «махал» перед ним руками, ну разве что не танцевал, но толку было немного. Возник конфликт. Пошли к о. Фёдору. Тот, выслушав одну сторону, сказал: «Да, Серёжа, вы правы: певцы должны смотреть на вас и беспрекословно слушаться». Потом пришёл Костя, и о. Фёдор говорит ему: «Костя, вы правы, главное — это молитва». Встретившись и обменявшись впечатлениями, Серёжа с Костей стали терпимее относиться друг к другу.
У Кости была большая семья, ему приходилось много работать, но и молитву он не оставлял. Утром на ранней литургии он молился и причащался, а на поздней — пел в хоре.
Вскоре Константин стал священником. Сегодня это один из лучших духовников в Киеве.
Саша
Потом она заболела. Операция, химеотерапия… В больнице за ней наши так ухаживали, что все вокруг удивлялись, говоря: «Они, наверное, баптисты». Это воспринималось как комплимент: баптисты действительно были организованы и своих в беде не бросали. Для членов общины это было новое: учиться делам любви. Долгое время её дочь жила у Иоакима Михайловича, там ходила в школу. А после смерти матери её вдруг нашедшийся отец пожелал забрать её к себе. Она согласилась. Все скорбели. Переходный возраст…
Позже он окончил Институт физкультуры и стал тренером по фехтованию. После армии женился, но жена вскоре умерла. Он стал заходить к нам. У него был весёлый характер и очень нежная душа. В результате долгих разговоров с отцом Мишка решил креститься. После крещения стал ещё чаще бывать в нашем доме. Мы, дети, дрались с ним на тренировочных шпагах, которые он же нам и принёс. Однажды я, открыв ему дверь, сказал: «Ура, давай драться!» — «Не хочу». — «Так зачем же ты пришёл?»
У Миши был замечательный голос, доставшийся ему по наследству: его отец готовился стать оперным певцом, но в первые же дни войны получил ранение прямо в горло, и с той поры говорил хрипло и не пел.
В первую пору после крещения Миша весь сиял. Своей радостью он заражал всех.
Вскоре он привел к нам своего друга Сергея.
Сергей
Он тоже был спортсменом. В отличие от Миши, всё делал как надо и до конца. Стал чемпионом Украины по фехтованию на рапирах. Затем тренером. Как у многих спортсменов,начался поиск «новых вершин»… в стеклянных сосудах. Несколько раз он пропивал зарплату. Потом его мама, работавшая где-то в спорткомитете, в дни получек ходила с ним к кассе — получать деньги…
Смеялся он тогда мало, был угрюмым. Поговорил с моим отцом, потом они пошли в Покровский к о. Фёдору. Началось воцерковление. Чтобы избежать конфликтов с мамой, утреннее правило он вычитывал в туалете и где-то прятал молитвослов. О. Фёдор благословил его голодать 10 дней. Стоя в храме, он шатался от слабости. Но после этого пить и курить бросил окончательно. Во время голодания его мать кричала, что всех «посадит». Но, удивившись результатам, больше ему не препятствовала. На сегоднящний день она «из Савла превратилась в Павла» — стала активной прихожанкой и проповедницей. К ней многие обращаются за советом как матери священника.
Естественно, Сергей присоединился к хору и стал учиться петь. Дикция у него была неважная, и о. Михаил Макеев послал его к логопеду. Нас это очень веселило, потому что мы тоже ходили к логопеду.
Помню, было у него любимое словечко «ужасно», которое он произносил, растягивая «ж». Как-то мы приехали к о. Михаилу — и вдруг слышим от него это знакомое: «Уж-ж-жасно!» Серёжа так плотно тогда с ним общался, что и его заразил.
Он был достойным учеником. Всё, что ему говорили, делал основательно. Отцы стали готовить его к священству. В Киеве двери для него были закрыты. До сих пор помнит он слова некоего чиновника, которому государство доверило делание пакостей Церкви и верующим: «Мы тебя пятнадцать лет учили и в религию не отдадим». И — как будто дверь захлопнулась.
По проторённой дорожке он отправился в Сибирь, в Белово. Там в хоре познакомился с Леной. Сосватал её Сергею сам владыка Гедеон, окончивший разговор словами: «Она и по росту тебе подходит!» Но прежде чем сделать Лене предложение, Серёжа поехал за благословением к о. Фёдору. (Мы, подростки, тогда всё возмущались: что значит — нельзя без благословения?) Женился. Рукоположился. Брак оказался на редкость счастливым.
Хочется рассказать ещё про Лену. С ней была интересная поучительная история, о которой мне рассказывал папа, и которая тогда поразила моё воображение. Ещё до замужества она училась в Ленинградской семинарии в регентском классе. Там же училась и её младшая сестра. Изучая Библию —главу о благословении Исааком Иакова, стали шутить: продай, Лена, сестре своё первородство! «А за какую похлёбку?» — «Ну, хоть за эту юбку!» — «Хорошо», — сказала Лена. Вроде бы шутка… Однако ситуация начала меняться: младшая сестра, обретя «первородство», вдруг стала лучше учиться, и вскоре вышла замуж. А у Лены жизнь долго не складывалась. Много лет провела она в молитвах, в служении Церкви в качестве регента, в смирении и покаянии, прежде чем Господь послал ей хорошего жениха.
Вениамин Цыпин
(Продолжение следует)