(Продолжение)

Православные общины, созданные о. Леонидом — явление уже чуть ли не историческое. Но каким образом складывались общины, число которых продолжает расти? Благодаря особым дарованиям о. Леонида? Несомненно. Но были ведь и другие священники, не менее умные, образованные, духовно озарённые, а русских эмигрантов везде много. Правда, в Рейн-Руре их концентрация выше…

Один из секретов о. Леонида: каждого человека он рассматривал как посланного Богом. В каждом стремился найти сослужителя. Его принципы: крестить только после оглашения, учить прихожан день и ночь (телефон у него никогда не выключался, даже перед смертью), добротное, но доступное богослужение (поначалу бывало даже сокращённое), и главное — каждый прихожанин призывался им к церковному служению. Он говорил: «Я работаю со всяким, кто хочет со мной работать». Это, пожалуй, сильно отличало его от других.
Всех членов общины — читать, петь, готовить трапезу, доклады, лагеря, убираться в храме и т. п. — было создано 16 рабочих групп. О. Леонид был убеждён, что в служении даются дары Духа. Он говорил: «Служение, как ракета — она несёт тебя».
Эти дары Духа проявлялись иногда явно. Один из примеров: Татьяна — художница, она стала писать иконы, устраивать паломничества, общинные праздники, школу для детей… Нет такого дела, которого нельзя было бы ей поручить. «Это Господь! — говорил о. Леонид. — Человеку, который трудится, открываются всё бóльшие возможности».
Ещё одной замечательной особенностью его было то, что он учил людей общаться между собой, помогать, молиться друг за друга. При нём все друг друга знали, помнили, когда у кого день рожденья и день ангела. Многих крестили прямо во время литургии, и община сразу принимала нового члена. Этому он научился в Киеве, так жила тогда Церковь…

Собиралась целая компания, человек 7–10, и гурьбой ехали к о. Амвросию в Почаев. По дороге общались, рассказывали свои истории, обменивались впечатлениями от прочитанных книг. Все — люди живые, открытые, ищущие. Среди них была Наташа — художница, трудившаяся оформителем в Институте лёгкойпромышленности, где работал тогда и отец. Наташа — человек необычайно добрый, отзывчивый, весёлый. Долгой дорогой с ней можно было общаться бесконечно. Сейчас она — монахиня в Ивановском монастыре.
По пути в Почаев нужно было делать остановку в Ивано-Франковске и ждать там часами. Мне, девятилетнему, становилось скучно, и я начинал баловаться. Жертвой моих «развлечений» становился Коля-художник (фото) или Павел-борец (фото): я их толкал, тузил, — в общем, залезал на голову, иногда в прямом смысле. Один раз я так разошёлся, что стал цеплять Павлика… Доля секунды — и я ощутил стальную руку, прижавшую меня. Павлик был загадочный член этой общины. Ему больше всех доставалось, — многие считали его сексотом (секретным сотрудником). В отличие от других, он был молчалив, вида грозного — маленький, крепкий, с поломанными ушами. Кем он был на самом деле, выяснилось много позже при следующих обстоятельствах.
Духовником о. Амвросия был о. Наум из Троице-Сергиевой Лавры. Он давал иногда благословения, которые жизнь круто меняли. Так, он отправил о. Амвросия на Кавказ в горы отвезти тамошним отшельникам какие-то продукты и Святые Дары, сокрытые внутри чернослива. Перед поездкой Серёгу кто-то настроил, чтоПавел —- кагебешник, и у него — секретное задание убить о. Амвросия, инсценировав несчастный случай. «Смотри, береги батюшку!» Тот весьма впечатлился, почувствовав себя спасителем, да и страшно — ведь и его самого могли убить! Он рассказал о. Амвросию (который не обратил внимания) и Николаю, которому пришлось всю дорогу выслушивать Серёгу, предлагавшего спать по очереди, чтобы охранять о. Амвросия…
Стали подыматься в горы — Серега стал задыхаться, отстал, Николай тоже. О. Амвросий со своим боксёрским прошлым и привычкой к постам уверенно шёл впереди, за ним тащились эти двое, а замыкал шествие Павлик, неся на себе практически всю поклажу. Заблудились. Тропа уходила резко вверх, в одном месте камни из-под ног посыпались вниз, и о. Амвросий еле успел втащить Николая наверх, а Павлик схватил скатывающегося вниз с обрыва Сергея… Выбившись из сил, все четверо лежали на поляне. О.Амвросий стал молиться, а потом говорит: «Ситуация у нас опасная, надо покаяться и причаститься. Расскажи, Сергий, что ты про Павлика говорил, думал»…
В итоге все примирились. После молитвы дорога сама собой нашлась, Павлик с о. Амвросием пошли дальше, а остальные стали спускаться.
Но у Павла, видимо, был такой крест — постоянно терпеть косые взгляды и недомолвки. С женой он расстался, но они долгое время жили в одной квартире на Печерске, возле Лавры; там же жил новый муж бывшей жены. Когда Лавра открылась, Павел одним из первых постригся в монахи. Стал священником, егоотправили «на голое место» — в Ионинский монастырь. В новооткрытой обители шла стройка и подчас царила неразбериха, всего не хватало. Павел иногда заходил «домой», в свою комнату за книгами, инструментом, одеждой. Братия и миряне осуждали его: «Вот какое монашество сейчас, послужил — и домой к жене». Снова тыканье пальцами, ухмылки. Он же терпением спасал свою душу.

Он был нашим крёстным. В своё время сидел за веру. Подпольная кличка «Борода» — из-за большой окладистой бороды. Володя был фотографом, помог отцу оборудовать дома фотомастерскую. Своиобязанности воспреемника исполнял очень ревностно. В первую же после крещения субботу пришёл к нам домой и говорит: пошли в храм. Отец: «Да зачем, да как?..» Он — твёрдо: «Суббота! И в дальнейшем всегда: суббота-воскресенье, все праздники, Великий Пост — всегда в храм, понял? Пошли!». Посмотрел, как мы стоим в храме, сказал: «Запоминай, вот так „вольно“ стояли в храме фарисеи; одна нога прямо, другая в сторону или вперёд — так стояли в храме блудницы. Православные должны стоять ровно, как солдат перед своим генералом». Про отношения с людьми он говорил: «Надо как в тюрьме: если ты „политический“ — веди себя как „политический“, если уголовник — то как уголовник, а иначе конец».
Семья у него не сложилась. Всё свободное от работы время проводил в Покровском монастыре на различных послушаниях.

Она сыграла в нашем воцерковлении решающую роль. Она первая крестилась, потом была воспреемницей у нас, через неё мы познакомились с Церковью. По профессии она была воспитателем детского садика, муж её был чемпион по плаванию, тренер и мыслитель Олег Ищенко, но все шутя прибавляли к фамилии «Смыслов», потому что во всём он искал смысл — Олег Ищенко-Смыслов.
Людочка пришла в Церковь сама. У неё была потрясающая духовная чуткость. Она искала Бога рьяно, искала духовных людей и места где, проявлялась Божья благодать. После крещения она пошла работать во Владимирский собор уборщицей, а во время служб стояла возле раки с мощами великомученицы Варвары. С Олегом они расстались. Он тоже крестился, был иподиаконом у митрополита и работал в редакции «Українського православного вісника».
Она ушла в Покровский монастырь. Поначалу «летала» от духовного подъёма. Но вскоре заболела. Её болезнь можно назвать евангельским словом «расслабление»: она не могла работать, ходить. Это был не паралич, а какая-то астения мышц. За те 30 лет, что она пролежала в богадельне, где ей было то лучше, то хуже, её так и не постригли. Ходила на службы, но иногда и этого не могла. Она всегда смотрела внутрь. Во всех событиях, о которых ей рассказывали, она искала духовный смысл.
Позже она сблизилась с юродивым Алексеем. Если мы не знали, как поступить, она шла к нему и спрашивала. Он отвечал как-то странно, но потом всё прояснялось. Однажды она спросила его, будет ли Лёня священником, он сказал: «Будет». — «А Ким?» — «Не хочу!», — ответил он (что оказалось правдой: когда появилась такая возможность, Иоаким не захотел). Когда мы долго колебались с отъездом — то да, то нет, она спросила его, и он ответил: «Поедут, поедут», — и помахал рукой. Вскоре мы действительно уехали. Алексея я видел на службах, но сам с ним не заговаривал: он был настоящим юродивым.
Когда Людочка заболела, у Олега распалась вторая семья, и он приезжал в монастырь — просил её вернуться к нему (никаких обетов она ведь ещё не давала). Она отказалась. Немного погодя её хотела забрать к себе сестра, но она тоже отказалась. Её жизнь внешне казалась несостоявшейся, но внутренне она была погружена в сокровенный опыт Церкви. Она знала аскезу и поношения, в монастыре её не любили, называли «болящей» и даже кричали на неё…
Она умерла она в январе 2013 года. Перед смертью оказалось, что у неё просрочен паспорт, и её не смогут похоронить на монастырском участке кладбища. Ей стали говорить: делай новый, а то закопают в общей могиле с бомжами. Она сказала: «Значит, с бомжами».

Вениамин Цыпин

(продолжение следует)